Записки про нашу Машу. О том, как я, Маруся и мой пуз в больнице лежали

Свои «Записки беременной» я начала, как водится, с самого начала – с описания ожидания чуда в виде появления «смородинки» в животе. О том, что она там таки появилась, я узнала 18 июня. Но, рассказав о радости, испытанной от этого известия, я умолчала о другой новости, которая настигла меня в тот же день.

Из кабинета УЗИ мы с Маней направились к детскому врачу, чтобы забрать анализы дочи – у нее манту была немного увеличена. Доктор сказала, что с Марусей в плане пробы на туберкулез все хорошо, но вот анализ мочи очень плохой, и надо бы сдать повторно. Скажу честно, я совершенно не придала этому значения, ведь Манюня росла на редкость здоровым ребенком. Поэтому второй раз в поликлинику мы с ней отправились три недели спустя. Анализ был плохой. Когда и в третий раз оказалось, что уровень лейкоцитов у нее просто зашкаливает, я напряглась.

Подробно описывать все наши мытарства и хождения по врачам не буду, скажу лишь, что за полгода мы обошли всех возможных специалистов, сделали все возможные обследования типа УЗИ, рентгена, калибровки... В итоге, пройдя ТРИ курса лечения антибиотиками и узнав, что анализы стали еще хуже, я почти опустила руки. Маше тупо не могли поставить диагноз!

Прибавьте к этому тот факт, что по больницам с ней в 90% случаев ходила я, независимо от токсикоза, величины живота и т.п. И дело вовсе не в том, что Димка не хотел, он просто не мог помочь – работа.

Моей последней надеждой стал детский уролог, которого многие хвалили. Он сразу сказал, что нужно ложиться на обследование. Итак, скучное вступление закончилось. Приступлю к сути...

Декабрь и январь, последние два месяца беременности, мне представлялись в радужном свете: сплю, сколько хочу, ем, сколько хочу, получаю подарки на День рождение и Новый год, а если повезет, то и на Рождество, наглаживаю пеленки-распашонки. В общем, все у меня и моего пуза должно было быть в шоколаде. Но эту беременность кто-то там, сидящий на облачке, свесив ножки вниз, решил сделать для меня беременностью с повышенным уровнем сложности.

Три дня в стационаре! Спать на жесткой кровати, есть непонятно что, умирать от тоски в конце концов… Смириться с этим было трудно. Но куда деваться-то? Я смирилась. Знать бы тогда, в первый день больничного заточения, что нас с Маней ждет…

После обследования срок пребывания в больнице увеличился до недели. Я была в панике. НЕДЕЛЯ! Да я ж тут просто помру!

После второго обследования, мне сообщили, что Маше нужна полостная операция, потому что в мочевом у нее огромный камень. А кроме нее еще две операции, которые проведут как раз в три недели, которые мы будем с ней лежать в больнице.

Описать, что я испытала, услышав новость, навряд ли получится. Тут и злость на «специалистов», которые не разглядели этот камень в полтора на полтора сантиметра на УЗИ и рентгене, и паника от того, что моего ребенка будут резать, и ужас от срока, который нам предстояло провести в стационаре...

И вот сижу я в палате… этакий поникший пузатый зарёванный очкарик, а рядом трое малышей копошатся. И один из них, трехгодовалый Влад, говорит Маше: «Маса, Мас, а ты боисся, сто тебе будут тлубку в моцетоцник вставлять?» Маня вытаращилась на него, ничего не понимая. А мальчишка продолжал ободряюще: «Ты не бойся. И уколов не бойся. В катэтэл не больно ставят!» И столько было в этом детском лепете какого-то спокойствия, уверенности, что мне стало стыдно за себя.

Влад буквально с рождения чуть ли не поселился в отделении урологии. Через что прошел этот маленький человечек описывать страшно. С нами в палате лежал еще один герой - Тёма. Мальчики уже вынесли не по одной операции, и это было еще далеко не всё.

Я посмотрела на их мам другими глазами. Худенькие, хрупкие девушки. Увидев их в первый раз, я решила, что мы навряд ли подружимся. Дело не в каком-то снобизме… Просто изначально я настроилась на три дня больничного испытания, которые видела исключительно в серых тонах напряженного уединения. Девчата же, знакомые не первый год на почве схожих болезней своих деток, чувствовали себя тут, как рыбы в воде – болтали, смеялись, как бы между прочим, поправляя трубочки на боках мальчишек, через которые напрямую из почек выводилась моча...

Разве я могла себе даже в самом страшном сне представить, что через каких-то несколько дней у Маруси, моей совершенно здоровой, жизнерадостной Маруси будет целых две такие трубочки? Что она будет лежать на кровати, не вставая, что я буду кормить ее с ложечки, мыть влажными салфетками… Разве я могла себе представить, что эти две невероятно сильные мамы за пару недель станут мне ближе многих, с кем я общаюсь годами?

В 16 лет я думала, что самое страшное в моей жизни – это не найти своего имени в списке поступивших в универ на бюджет и опозорить маму. Имя я нашла, мама была горда, но те несколько минут, что я в панике искала и не находила свою фамилию, мне снились еще несколько лет в кошмарных снах.

В 20 самым страшным испытанием для меня стали роды. Боль от схваток и страх за Маню, которая не закричала с первого раза…

Мне 26 лет, и теперь я знаю точно, самое страшное, что было в моей жизни – это полтора часа, которые я провела в палате детской больницы, пока этажом выше оперировали мою дочь. Ее привезли на каталке, маленькую, голенькую, забинтованную. Она уже очнулась от наркоза, узнала меня и с недоумением, заплетающимся языком сказала: «Мама, мне езали жиуот! А мне не было больно! Совсем не было! Я спала всё въемя!»

Обычно детки после операции много спят, мало едят и с большими проблемами (пардон) какают. Маруся, видимо, так боялась, что ее снова увезут от меня, что усилием воли открывала слипающиеся глаза. Вскоре она захотела кушать. Но о какой еде могла идти речь? До вечера по одной-две чайной ложечки водички в час и ни-ни! Робкие просьбы постепенно переросли в настойчивые, а после в требования со слезами «дай мне фто-то покуфать!», я рискнула. Сначала дала киселя. Выпив полчашки, Маня не успокоилась, и "приговорила" вторую половину. И все это минут за 20!

Затем, через час, она съела несколько печенек. Я ловила на себе растерянные взгляды девчат и понимала, что творю сама не знаю что. Но не дать ребенку поесть просто не могла. В общем, вечером Маруся уже "утоптала" пюрешку с котлетой и запив все это чашкой чая, наконец, уснула.

Само собой, той ночью я не спала, без конца проверяла трубочки (одна выходила из животика, другая из мочеточника), мерила ей температуру. Да что там рассказывать… Первая ночь после операции всегда самая сложная.

Наступило утро и стало понятно, что с Марусей все замечательно. Да что уже там, просто зашибись! Аппетит был отменным, настроение хорошим, ну а когда она дважды за день без каких-либо усилий сходила в туалет «по большому»… Вы уж простите меня за такие подробности, но я давно такой гордости не испытывала, тем более за какашки дочки :))

Потом анестезиолог с удивлением рассказал мне, что у Мани очень сильный организм. Наркоз, который ей вкололи в палате перед операцией, как оказалось, должен был ее "срубить" сразу. Но Маруся все полчаса дурела, как могла. Выглядело это с одной стороны жутко, а с другой очень смешно. Например, в первые несколько минут после укола она раз пятьдесят на разные лады произносила слово «пупок»: «Пуууупок!»… «Пупоооок!»… «Пуууупооооок!»… «ПППппппппуууПППппппооооок!» Затем шальными глазами посмотрела на свой пуп и давай со смехом произносить без конца «Пузик-музик!»… «пузик-музик!»… «пузик-музик»…

Когда клин со словами прошел, Маня начала считать пальцы на руках. Ей казалось, что их больше, чем есть на самом деле. Я попыталась ее уложить, успокоить, на что она вытаращила на меня свои глазенки, и с ужасом произнесла: «Мама, ты такая зубатая! У тебя пять глаз! Ты на чудовище похожа! Я не хочу фтобы ты была похожа на чудовище!»

В операционную ее увозили в таком вот шальном состоянии, за полчаса она так и не вырубилась. Тогда ей там повторно ввели максимальную дозу анестезии, и лишь после этого манюнька уснула. Вставать ей позволили через пять дней. И то, это не нормальный такой променад по палате или больничному коридору, а несколько шажочков у кровати, держа бутылочку, с опущенными в нее трубочками, через которые идет моча.

Как я ее мыла, высаживала на горшок, кормила, думаю, описывать не стоит. Скажу одно: было весело!

Все это время мы были с девочками вместе, как одно целое. Маша, Влад и Темушка стали нашими общими детьми. Мы переживали за них и друг за друга, как за самих себя! Так получилось, что нас с Маней выписали раньше на несколько дней. Но 13 января мы все снова встретимся в восьмой палате, чтобы продолжить лечение своих малышей. И вновь будут и смех, и слезы, и наш утренний заслуженный кофе, когда дети, наконец, уселись за мультфильм, и то неповторимое родство душ трех совершенно разных женщин, которых объединила одна беда... Девчата, я соскучилась!

Продолжение следует...

Как вы оцените данный материал?
Автор: